Цена предательства

06 апреля 2014

На 10 лет строгого режима лишь за одну неосторожную фразу в 1943 году был осужден Иван Павлович Сорокин. Об отце и о своей судьбе после его ареста рассказывает жительница Отрадного Нина Ивановна Хлапонина (до замужества Сорокина).

 

Рассказ этой удивительной женщины проливает свет на некоторые спорные моменты истории. Редакция «Ладоги» не берется утверждать, что все поведанное нашей героиней – безусловная правда, поэтому предлагаем оценивать изложенное в этом рассказе как частное мнение человека, ставшего свидетелем, в том числе и отдельных политических событий.

Если друг оказался вдруг…

Иван Павлович Сорокин был кадровым военным. До Великой Отечественной войны он служил в одной из воинских частей Ленинграда. Участвовал в Финской войне. Во время блокады Иван Павлович эвакуировал семью в Ярославскую область, откуда была родом его жена – Анна Дмитриевна.

В Великую Отечественную войну Сорокин был определен в 13-ю отдельную стрелковую бригаду войск внутренней обороны г. Ленинграда, на базе которой позднее была сформирована 201 стрелковая дивизия. Иван Павлович занимался доставкой продовольствия в блокадный Ленинград.

– Папа рассказывал, как машины уходят под лед. Как-то и грузовик, на котором он вез муку, застрял в полынье, но солдаты чудом смогли его вытащить, – вздыхает Нина Ивановна.

В 1943 году, когда немцы подходили к Пулково, советским частям был отдан приказ выносить из блиндажей оружие. Иван Павлович с товарищем выполняли это задание.

– Когда вытаскивали оружие, друг обратил внимание на то, что в блиндаже висит портрет Ворошилова, и предложил его снять. Отец ответил: «Не нами повешен, не мы и снимать будем».

После этого Ивана Павловича Сорокина неожиданно арестовали. Судила его тройка НКВД как врага народа. Лишь во время следствия, Сорокин узнал, что предал его лучший друг, с которым они возили продукты через Ладогу и ели из одного котелка.

– Может, должность ему нужна была, может, и другая какая-то причина, но отцу дали 10 лет строгого режима, – предполагает Нина Ивановна.

После суда Ивана Павловича этапировали в Волголаг (Волжский исправительно-трудовой лагерь), на строительство Рыбинского водохранилища. Того самого, под воды которого навсегда ушли 800 сел и деревень, 6 монастырей и более 50 храмов. Под затопление попала и деревня Молога, в которой родилась и выросла его супруга Анна Дмитриевна.

Врезка 1: В 1941 году в Волголаге находилось 85 509 человек. Две трети заключённых представляли собой уголовный элемент, 15-20% были осуждены по 58-й статье УК РСФСР, то есть являлись «политическими». В 1944 году численность заключённых значительно сократилась, в последующем же находилась на уровне 22 тысяч человек, так основные инженерные работы по установке гидроузлов были завершены.

 

Мир не без добрых людей

Когда арестовали отца, Нине шел 10-й год. В семье Сорокиных был еще младший сын Слава, брат Нины, которому тогда не исполнилось и пяти.

Многое пришлось пережить семье Сорокиных после ареста кормильца. Анна Дмитриевна не имела работы, продовольственные карточки им, как семье врага народа, не полагались.

Чтобы хоть как-то прокормиться, пришлось отправить Нину к родственникам. Жилось там девочке очень несладко. Жена дяди, когда тот уезжал на заработки, не кормила ее и выгоняла жить на улицу. Чтобы согреться, Нина ночевала в собачьей конуре. В конце концов, она решила сбежать назад к маме. Но без документов сделать это было практически невозможно. Патруль мог в любой момент остановить ее и отправить в детский дом. Помог Нине пожилой солдат. Он провел ее на вокзал и уступил свою полку в вагоне поезда. Измученная девочка сразу же уснула, а когда проснулась, увидела, что солдат положив голову на ее верхнюю полку, спал стоя. Так девочка вернулась к маме и брату. Нина Ивановна до сих пор не может забыть того солдата, очень жалеет, что не спросила тогда его имени…

 

Рядом с отцом

Жить стало немного легче, мама устроилась на работу в больничный городок и получала небольшие пайки.

Нина пошла учиться в школу. Ей даже позволили вступить в комсомол. Отца перевели под Ярославль (станция Тенино, деревня Давыдовская). Теперь он мог видеться с семьей, которая проживала поблизости. Как вспоминает Нина Ивановна, в детстве она была очень шустрой, и поэтому ей нередко удавалось проходить даже в такие места, куда другим и не снилось попасть. Частенько она ездила и в исправительно-трудовой лагерь к отцу, поэтому знает, как тяжело жилось заключенным.

– Видела я и дизентерийный барак. Как-то подъезжает к нему лошадь, на подводе стоит ящик. Из барака выносят еще живых людей: ноги, руки у них шевелятся, но их бросают в этот ящик и закапывают в общую могилу. Их было человек восемь, тех, что я видела, как закапывали. Я папу спрашивала: «Как же это так?» Он ответил: «Их никто не лечит, никому они не нужны. Однако они и сами виноваты, что довели себя до такого состояния – еду на сигареты меняли, пили воду из грязной лужи…».

Ее отец был добрым человеком, иногда даже отдавал свой паек заключенным, которые были ослаблены физически. Но что он мог сделать в той ситуации? Нина Ивановна убеждена, что везде есть и плохие, и хорошие люди. И хотя в то время несправедливо пострадало огромное число людей, нельзя однозначно утверждать, что репрессии были совершенно не обоснованными.

– Наш дом был барачного типа, – рассказывает женщина. – Внизу находился пищеблок, а мы жили наверху – 11 семей, в основном женщины с детьми. Многие работали при больнице. Это было в 1953 году, после смерти Сталина. Появилась у нас в больничном городке еврейка. Худенькая, в ободранном пальтишке. Попросила она хоть какую-то работу. Сестра-хозяйка сжалилась, взяла ее на штопку и глажку белья. Как-то отпросилась эта женщина у сестры-хозяйки на два дня, сказала, что нашла подработку. Та ее отпустила. И вот возвращаемся мы с танцев, а к нашему бараку подъезжает «черный воронок». Люди, сидящие в нем, спрашивают об этой женщине. Мы сказали, что она здесь жила, а теперь куда-то ушла. Воронок уехал. Но весть разошлась по городку. Потом выяснилось, что женщину эту взяли на Дальнем Востоке, у нее там сын был летчиком. Она имела три высших образования и знала пять языков. За что ее взяли? Выяснилось, что в туберкулезном корпусе больным давали баночки с крышкой для сбора мокроты, чтобы они туда сплевывали, и палочка не разносилась. Эта женщина с подельниками собирала такие баночки и развозила по роддомам и зубным кабинетам больших городов – Ленинград, Киев, Москва и др. Они вводили эту палочку в основном мальчикам. До 13 лет палочка развивалась, а в 13 лет мальчик заболевал туберкулезом. Говорят, что не было еврейского дела, но, судя по этому факту, я думаю, что оно все же было.

Процветали в то время воровство и бандитизм. После 1953 года воров начали вербовать в милицию, и с их помощью вылавливали уже всю воровскую банду.

– Орудовали целые воровские шайки: один стоял у прилавка, другой чуть подальше, третий – еще дальше, передавали украденное по цепочке, и концов не найти. К нам был прислан некто Рома, кругленький, лицо у него было немного женское и борода черная. Вот он франтил – ходил в ботах на каблуках, пальто голубое носил на плече. Как он только не переодевался: то в женщину, то в пьяницу, то в дельца в кожаной куртке. Ворье соберется у магазина, только кто-то скажет: «Рома!» Все врассыпную. Тогда их практически всех и переловили.

 

Несчастный случай

Иван Павлович освободился ровно через 10 лет, в 1953 году. Государство ему выплатило 5 тысяч рублей и дало двухкомнатную квартиру на улице Народной в Ленинграде. Конечно, жилье было не такое просторное, как до войны, но все же неплохое.

В 1954 году Нина вышла замуж за советского офицера Александра Хлапонина. Первые годы молодые жили в Рыбинске на бывшей даче Воровского.

– В Рыбинске стояла воинская часть, и мы, девчонки, туда ездили с концертами, – вспоминает Хлапонина. – Там и влюбился в меня молодой офицер, лейтенант, который только что окончил гражданское училище. Тогда солдатами служили призывники 29-31 годов рождения, а Саша был младше их, но уже офицер. Полтора года он за мной ухаживал, а потом мы поженились.

Нина работала в магазине на базе № 34, располагавшейся на территории воинской части. Сама база, которая выпускала снаряды, была под землей, а наверху как ни в чем не бывало росли лиственные насаждения. Всем, кто приезжал на экскурсию, говорили, что это дача, но внутрь не пускали. Попасть внутрь можно было только по пропускам двух видов. База выпускала столько снарядов в день, сколько выпускала царская Россия в год.

– Мне разрешался первый вид пропусков, а второй был только у военпредов. Я не знаю, что за боеголовки хранились на базе, но находились они в бархатных коробках. Я это видела. На базу я попала случайно. У нас родился сын, но я все время работала, а за ребенком присматривала няня, которую мне посоветовали взять. Мужа этой женщины тоже репрессировали по 58 статье, после чего ее попросту вытолкали из дома. Деваться женщине было некуда, и я ее пожалела. Как-то, когда я была на работе, за мной прибегают и говорят: «У вас несчастье». Оказывается, мой сын, которому на тот момент было всего 2,5 года, упал в бак с кипятком. Няня и пришедшая к ней соседка испугались, схватили ребенка и завернули его в одеяло. Я побежала к мужу. В это время он проверял на базе охранные посты. Меня туда пропустили. У ребенка сняло всю кожу с правой стороны тельца, мы его на руках носили, лечили чуть ли не в подвешенном состоянии. Врач сказал, что если бы был такой же сильный ожог и левой стороны, он бы умер.

Постепенно сын Хлапониных стал поправляться, но от стресса не говорил. Врачи сделали заключение, что слышать он может, но чтобы он смог заговорить, ему нужен еще один стресс.

Мужа перевели в Германию и Нина в надежде, что там удастся вылечить сына, поехала вместе с ним в Дрезден. Александр Хлапонин к тому времени был уже замполитом ракетной части. Семье дали хорошую баурскую квартиру на берегу Эльбы. Как вспоминает Нина Ивановна, по-соседству с ними жил личный шофер маршала Тимошенко. Он привозил маршала сюда на отдых. Приезжал туда и сын вождя – Василий Сталин. Тимошенко и Василий не любили друг друга. Первая жена Василия была дочерью Тимошенко. Наличных денег у Василия не было, ему не выдавали, поэтому он с друзьями продавал в Москве машинки «Зингер» и так выручали себе что-то на карманные расходы.

 

Ненависть

Хлапонины прожили в Германии шесть лет. Но лечением сына заняться Нине там не удалось. Поскольку муж военный, все время приходилось переезжать с места на место. Так они побывали в Дрездене, Мейсене, Хагенове, Шверине, Лейпциге.

Нина Ивановна говорит, что практически никаких конфликтов в Германии с немцами у них не было. Лишь один раз, после венгерских событий, они стали свидетелями проявления нацизма и в ГДР.

– После венгерских событий 1956 года советские женщины возвращались на Родину седыми. Получилось так, что когда из лагерей в Венгрию возвращались военнопленные венгры, воевавшие на стороне фашистов, предложили не вмешиваться и вывести войска. Наши вывели войска, а в городках остались жены и дети военных. Венгерские националисты врывались в дома, резали детей, клали их на витрины магазинов и писали: «русское мясо». Потом приблизительно такая же история чуть ли не повторилась и в Германии, когда туда возвращались бывшие военнопленные немцы. Жители вышли с транспарантами, взяли чучела Гитлера и всякой всячины и выступили против русских. В то время командовал Германским округом маршал Влади́мир Фёдорович Толубко. Он принял стратегическое решение – вывел на улицы все советские танки, технику, что была в Германии. Наши танки Т-34 как пошли по брусчатке, дома дрожали. И он с рупором сам на танке ехал и объявлял: «Если вы за 24 часа не прекратите безобразие, мы не пожалеем ни стариков, ни детей, мы не оставим от города камня на камне». И все. Больше с немцами никаких проблем не было.

 

Врезка2.

Во Второй мировой войне Венгрия выступала на стороне гитлеровской Германии. 4 апреля 1945 г. Советская Армия завершила освобождение Венгрии от немецко-фашистских захватчиков и их ставленников. 18 февраля 1948 г. между СССР и Венгрией был заключен договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи. Восстановление и развитие народного хозяйства Венгрии происходило при большой помощи со стороны СССР, который поставлял ей необходимые промышленное сырье и оборудование. Однако значительные успехи в области экономики не могли уберечь венгерское общество от серьезных внутренних проблем, которые и привели в октябре 1956 г. к политическому кризису в стране. События осени 1956 г. в Венгрии занимают особое место. Это было первое и наиболее крупное вооруженное столкновение на территории государства – союзника по Варшавскому Договору, которое отличалось не только драматизмом и политической остротой происходящего, но и масштабами участия в нем советских войск и количеством их потерь. На заключительном этапе предпринятой советскими войсками операции, помимо соединений и частей усиленного Особого корпуса, участвовали две армии – 38-я общевойсковая и 8-я механизированная; за 19 дней конфликта погибло более 700 наших солдат и офицеров. (По материалам сайта «Военная литература: история войн»). Некоторые современные историки оценивают эти события как первую «оранжевую» революцию, совершенную не без участия стран НАТО и США.

 

Лишь приехав в отпуск на родину, Нина смогла подлечить ребенка. Попала к одному знахарю, который жил в деревне Дно. Тот дал ей две баночки каких-то лечебных соков, после чего ребенок заметно пошел на поправку. Старик сказал Нине приехать к нему еще раз – вместе с ребенком, но встречи больше не состоялось. Советское правительство под угрозой ареста запретило ему заниматься лекарством, хотя люди к нему тысячами ехали и многим он помог. О судьбе знахаря Нина Ивановна ничего так и не знает.

В 1962 году в Германии у Хлапониных родилась еще и дочь Ира.

После возвращения в СССР Александра Хлапонина стали посылать на Финскую границу, для дальнейшего прохождения службы. Но Нина ехать туда отказалась, ссылаясь на то, что сыну нужна вспомогательная школа и постоянное наблюдение врачей. Тогда мужа перевели под Гатчину в Борницкий лес (12 км от Гатчины), где стояли ракетные установки.

– Там была 31 ракетная установка, – рассказывает Нина Ивановна Хлапонина. – Мы жили на 27 точке. Муж был замполитом, ничего не рассказывал о своей службе. Когда жили в Борницком лесу, мы как-то с приятельницей, женой командира полка Юрия Цивильского, отправились за земляникой. В лесу – никого. Мы набрали земляники, но заблудились и вышли на какие-то казармы. Я бидон свой поставила, влезла на вал и заглянула через окно в казарму. Смотрю: какие-то шпили торчат. Оказалось, что это стоят ракеты. Я оттуда кубарем скатилась и говорю: «Слушай мы же на позицию с тобой пришли». А тогда был приказ, даже если тень какая-то рядом с территорией появится – сразу стрелять. Мы с ней землянику бросили и стали по-пластунски выбираться, куда – не знаем, но главное подальше. Ползем, смотрим – большая ракета, накрытая сеткой. Как мы проскочили, не знаю, но часовой нас не заметил. Когда домой вернулись, нас стало трясти от ужаса. Когда полковник Цивильский пришел на обед, мы ему все и рассказали. Он был очень недоволен. Мы просили не наказывать часового, но так и не знаю, что с ним стало. Ведь за то, что нас он не заметил, ему грозил трибунал. Только после этого случая я узнала, что вокруг Ленинграда находилась 31 ракетная точка, стояли баллистические ракеты. Если нажать кнопку, то 7 ракет пошли бы на Англию, 14 ракет – на Америку... Муж мне приказал, чтобы я больше в лес – ни ногой!

 

Реабилитирован

Понимая, что если Александр продолжит военную карьеру, они по-прежнему будут переезжать с места на место и ей не удастся заняться ни лечением, ни обучением сына. Нина стала настаивать на том, чтобы муж рапортовал о демобилизации.

Александр Хлапонин подал рапорт, и его удовлетворили. Так семья переехала в Отрадное. События конца 80-х – начала 90-х советский офицер воспринимал очень болезненно.

– Муж до мозга костей был коммунистом, он очень переживал эту горбачевскую разруху. Для него это было тяжелым потрясением. Он говорил: «Горбачев все продал. Руководители мировых держав к нему подлезли: давайте разоружаться. Мы-то свое оружие уничтожили, все вывезли, военные городки уничтожили, а другие страны – нет». Муж хорошо разбирался в политике – был очень грамотным человеком, умным, много читал. Окончил Рязанское училище и институт Бонч-Бруевича по специальности «аппаратуростроение». Очень хорошо знал немецкий язык. Разговаривал по-немецки так, что даже немцы считали его своим.

Отца Нины Ивановны реабилитировали еще при его жизни, в 1996 году. Иван Павлович помог дочери поднять детей. Она вспоминает отца как очень доброго и отзывчивого человека, которого не сломили лагеря. Он никогда не курил, не злоупотреблял спиртными напитками, всегда любил семью. Лагерь практически не изменил его характера.

– Даже после лагерей папа оставался убежденным коммунистом. Считал, что виновен в его аресте исключительно тот человек, который его предал, а никак не система. Папа говорил: «Никогда не думал, что среди нас, русских, есть такие сволочи, которые могут предавать. Почему он так сделал, вот что ему надо было?».

На этот вопрос при жизни Иван Павлович так и не смог ответить. Своего предателя он больше никогда не видел и о дальнейшей судьбе этого человека ничего не знал.

Александр Николаевич Хлапонин умер три года назад. Сейчас Нина Ивановна живет с сыном. Их навещает дочь Ирина, ее дети и внуки.

Говорят: кто владеет прошлым, тот распоряжается настоящим и будущим. Может быть, именно поэтому в наше непростое время, когда многие потеряли жизненный ориентир, люди все чаще возвращаются к своему прошлому, пытаясь осмыслить ошибки и промахи, разобраться в их причинах, оценить последствия.

Главный урок, который дала нам история: система, построенная на страхе, даже если она преследует самую благую цель, долго не устоит.

Светлана Машкова, фото из архива семьи

Вернуться к списку Общество