Из дневника разведчицы

02 августа 2011

Воспоминания Иды Гамшеевны Рошал (Панфиловой)

 Моя семья

До начала Великой Отечественной войны наша семья жила в городе Чаусы в Могилёвской области, что в Белоруссии. Мой отец – Гамшей Янкелевич Рошал трагически погиб в 1937 году, когда мне было 12 лет. Запомнился он мне безграничной добротой, улыбчивостью, большим ростом и большими добрыми руками.

Так что воспитывала и содержала нас мама Бейля Куслевна, женщина исключительной доброты и мудрая от природы. Кроме меня ещё была сестра Куня 1928 года рождения, брат Исаак 1932 года рождения. У нас ёщё была сводная сестра Сара 1913 года рождения, которая сыграла в моей жизни исключительную роль: именно благодаря ей я пережила тяжкое время немецкой оккупации и осталась жива.

Жили мы не богато, но и не бедствовали. У нас был свой дом на окраине города. Благодаря стараниям мамы, семья была дружной: мы все помогали маме по хозяйству. Жили и радовались жизни. Как, впрочем, все мои сверстники.

 

Еврейское гетто

Всё наши семейные радости рухнули в один день - 22 июня 1941 года. Когда началась война,  для меня, как для всей нашей страны, начались самые страшные испытания.

В конце июня 1941 года фашистские войска вступили в наш город. Сразу же были созданы немецкая комендатура и белорусская управа, сформированная из предателей и уголовников. Из них было создано и полицейское управление.

Мне неизвестен механизм действия этих организаций, но к началу июля 1941 года у немцев оказались списки всех проживающих в нашем городе евреев. Распоряжением коменданта города нам было приказано пришить на одежду изображение звезды Давида и ни в коем случае не снимать её. Нарушающий этот приказ еврей, подлежал расстрелу.

 Вскоре начались облавы и аресты евреев. В каждый их дом врывались вооружённые автоматами немцы. С ними находился полицай-переводчик. Они в грубой форме требовали собрать наиболее ценные вещи и хозяев всячески оскорбляли, били руками, ногами, оружейными прикладами.

А затем всех выталкивали из домов и вели на окраину города, где находилось еврейское гетто. В нашем городе оно выглядело так: с десяток старых деревянных домов были обнесены колючей проволокой, по периметру располагались посты немецких солдат. В это совсем небольшое пространство были заключены более 600 жителей города - евреев. Получалось, что в каждом  доме находились по 50-60 человек.

Немцы обращались с нами очень жестоко. За малейшее непослушание или нарушение установленного порядка нас жестоко избивали. За попытку приблизиться к проволочному заграждению стреляли и убивали без предупреждения. А словесная брань и оскорбления не прекращались. В облике немецких солдат было что-то звериное, беспощадное…

В памяти сохранилось постоянное чувство голода. Кормили нас один раз в день баландой, приготовленной из каких-то корнеплодов. Трава на улице вокруг домов была съедена узниками с корнями.

Местные жители старались нам помогать. Через проволоку порой перебрасывали варёной картошки, хлеба. За них шла настоящая война между заключёнными. А немцы потешались, стреляли по дерущимся. Кого-то убивали, остальные разбегались.

Вскоре начались болезни. Многие страдали желудочно-кишечными заболеваниями, в том числе дизентерией. Медицинской помощи не было и многие не выдерживали таких испытаний, умирали. Трупы полицаи увозили куда-то на подводах.

 В ожидании смерти

9 октября 1941 года у ворот гетто остановились несколько подвод и автомобиль. Немцы стали выгонять нас из помещений и строить в колонну. А вещи приказали положить на подводы. Затем нам объявили, что все заключенные перемещаются в деревню для создания еврейского колхоза. Но взрослые, да и мы, дети, понимали, что это «создание» – последнее в нашей жизни.

Было очень страшно, чувствовалась неотвратимость беды. Особо терзали беспомощность и безысходность. Мама держала нас всех вместе и, как могла, успокаивала, говорила ласковые слова.

Мы оказалась в середине довольно большой колонны. Немцы с нами не церемонились. Постоянно слышалась брань, на нас со всех сторон сыпались удары. То тут, то там раздавалась автоматная очередь. Это добивали обессиливших и не могущих двигаться людей. Над колонной стоял несмолкаемый гул, похожий на стон, слышался плач женщин и детей.

Колонну сопровождала большая толпа местных жителей. Но близко немцы их не подпускали. Мама подтянула меня к себе, крепко обняла, поцеловала и тихо сказала, чтобы я была готова по её сигналу выбежать из колонны.

Улучшив момент, когда ближайший к нам немец отвернулся, мама вытолкнула меня в сопровождающую нас толпу местных жителей. Это были последние ее слова мамы и последнее прикосновение ко мне. Больше уже её, сестру и брата я не видела.

Вечером 9 октября 1941 года все люди, шедшие в колоннах, были расстреляны фашистами, а трупы сброшены в противотанковый ров возле деревни Дрануха Чаусского района Минской области. В числе расстрелянных были и все мои родные.

По свидетельству очевидцев в ров были сброшены не только тела погибших, но и раненые. Стоны изо рва слышались всю ночь.

При перезахоронении погибших в 1950 году было установлено, что немцы тогда расстреляли 624 еврея. Их останки теперь покоятся на еврейском кладбище в городе Чаусы.

 

Чудесное спасение

Меня подобрала наша соседка – Мария Иванова. Рискуя своей жизнью и жизнью своих детей, она прятала меня в подвале своего дома. Боясь, что меня найдут, она вместе с соседом Владимиром Лапицким за взятку (!) выписали в управе поддельные документы на имя белоруски Лидии Леонтьевны Канцевой.

Однако в городе Чаусы, где меня многие знали, оставаться было небезопасно. Поэтому меня переправили в город Борисов Минской области. Там жила моя сводная сестра Сара. Ее муж воевал. У него была фамилия Михайлов. Естественно, Сара тоже.

Во время войны, особенно на оккупированной немцами территории, было всё строго законспирировано. Но мне кажется, что сестра Сара была тесно связана с борисовским подпольем и партизанами.

Сюда подбирали людей из числа местных жителей и бежавших военнопленных. Их переправляли в партизанскую зону. Этим и занималась Сара, которая  проживала на явочной квартире у Александры Ляшкевич.

По доносу предателя Сару и меня арестовало гестапо. Сестру нещадно избивали. На неё было страшно и больно смотреть. А меня, как малолетку, вскоре выпустили. Через некоторое время из-за отсутствия доказательств была выпущена и Сара. Однако за нами постоянно велось наблюдение агентов гестапо.

 

В партизанах

С помощью связных меня переправили в партизанскую зону, которая находилась в деревне Красаковичи, в районе озера Палик. Здесь меня проверяли соответствующие органы. А в августе 1942 года я была определена в особый отдел бригады дяди Коли (как по-дружески называли комбрига Лопатина) партизанского соединения им. И.В.Сталина Борисовско-Бегольской партизанской зоны.

Находясь на задании в Борисове, я незаметно передала записку сестре Саре. Она сделала вид, что идёт за водой, и мы с ней встретились у колодца. Она, как была в тапочках, так и сбежала в партизанский отряд.

Однажды я находилась на задании, а когда вернулась в отряд, мне сообщили о трагической гибели сестры во время бомбёжки. Здесь в деревне Красаковичи мы её и похоронили.

 

Связной – это разведчик

Связной – это разведчик, глаза и уши партизанских отрядов. Группа связных была и в нашем отряде. Со мной вместе были Мария Шурок и Катя Бокун. О составе других групп мы ничего не знали, а о поставленных задачах других групп тем более. Всё держалось в строжайшей тайне.

Из-за конспирации наша группа в полном составе действовала крайне редко. На задания выходили поодиночке в сопровождении одного-двух партизан, но они в населённый пункт не входили. Мы должны были добывать сведения о воинских частях немцев, об их передислокации, численности и вооружении. В большинстве случаев эти сведения мы получали от подпольщиков, на явочных квартирах или местах встреч.

Особое внимание уделялось разведке передвижения войск врага по железной дороге и автомагистралям. По полученным данным подрывные отряды пускали под откос большое количество эшелонов с живой силой и техникой.

Попутно в обязанность нам вменялись доставка и распространение в населённых пунктах сообщений Совинформбюро, листовок, которые печатались в типографии партизанского отряда. Всё это мы старались разбрасывать и расклеивать в местах скопления народа и в лагере военнопленных.

Часто бригада, да и вся партизанская зона, находились в плотной блокаде вражеских войск. Тогда нам приходилось особенно трудно. Но война – есть война. Приказы нужно выполнять. Для меня трудность ещё заключалась и в том, что у немцев и полицаев могла вызвать подозрение моя еврейская внешность. Поэтому приходилось маскироваться.

 

В отряде НКВД

В марте 1944 года я была переведена в отряд НКВД Белоруссии «Решительные» под командованием Ивана Иосифовича Брановицкого на такую же должность и выполняла те же обязанности, что и в особом отряде бригады.

Наш отряд специализировался на вскрытии агентурной сети врага. По свидетельству Брановицкого с помощью нас было выявлено в тылу наших войск несколько диверсионно-разведывательных групп и выше 250 резидентов.

Особое внимание отряда было приковано к борисовской разведшколе абвера - органу военной разведки и контрразведки Германии, входящего в состав Верховного командования Вермахта.Нередко в мою обязанность входила организация встреч руководства отряда с лицами, занимающие у немцев высокие хозяйственные и административные должности.

Самым радостным в моей жизни в этот период стал 1 июля 1944 года – день встречи с наступающими войсками Красной Армии. Командир отряда вызвал меня в штабную землянку и выдал документ, обязывающий органы власти оказывать мне всяческое содействие. Он направил меня на встречу с наступающими войсками Красной Армии.

 

Скоро конец войне

Встреча с передовой частью Красной Армии была долгожданной и радостной. С ней в моей жизни закончился этот тяжёлый и мрачный период, хотя война ещё продолжалась.

В числе немногих я была приглашена в Белорусский наркомат внутренних дел. Там мне вручили правительственные награды: медаль «Партизану Великой Отечественной войны 2-й степени» и медаль «За Победу над Германией».

После войны я пыталась найти родственников, но не смогла. Так и осталась Лидией Леонтьевной Канцевой.

А в мае 1947 года я познакомилась с Вячеславом Панфиловым, вышла за него замуж. И вот уже 60 лет мы вместе. Воспитали двух сыновей, четырёх внуков. Теперь радуемся пятерым правнучкам.

Только в 90-е годы, будучи в Белоруссии, я смогла найти в архиве документы на сестру Куню Гамшеевну Рошал. С помощью них и свидетельств соседей в Чаусах я смогла восстановить своё прежнее имя. Я снова – Ида Гамшеевна Рошал (по мужу Панфилова).

 

Подготовила

Галина Никитинина

Фото из семейного архива

Вернуться к списку Общество