Газета "Ладога"

22

ИЮЛЯ
2018

ВОСКРЕСЕНЬЕ

Когда война сильнее детства… - 29.06.2018

Война осталась далеко позади – с момента ее окончания прошли долгие десятилетия… Дети давно выросли. Дочка стала врачом, а сын военным, внучка тоже медик. «Видимо, не случайно – нет важнее для жизни умений, чем врачевать и защищать», – считает Нина Андреевна Хамзина. Для нее же, как и для других малолетних узников фашизма, которым посчастливилось выжить, врачевать и защищать значит – не допустить, чтобы война оказалась сильнее детства. Их жизнь сложилась бы совершенно иначе, если бы не годы страшных испытаний –, детского концлагеря в Вырице, где сотнями погибали дети, и последующих скитаний…

Минус – жизнь
Когда началась война, Нине было всего четыре года. Большая семья (три поколения – одиннадцать человек) жила в Невдубстрое, на улице Грибоедова. Огород, корова, куры – жили трудно, но небо над головой – чистое…
Отец Андрей Петрович Кемпи работал в пожарной команде шофером. На фронт ушел добровольцем и не вернулся. Близкие не нашли его ни среди мертвых, ни среди живых…
– К началу войны у мамы, Александры Степановны, было трое детей. Пришли немцы, вывели нас из дома и погнали во Мгу, – рассказывает Нина Андреевна. – Мама завернула меня в одеяло, посадила на санки и дала в руки маленькую сестру Лиду (она потом умерла в концлагере), которой едва исполнилось десять месяцев. Третья дочь Валентина, старшая, шла с ней за руку. Была вьюга, страшная стужа… Мы шли по дороге, во время пути колонну несколько раз бомбили, но бог нас миловал. Во Мге нас поселили в дом к людям по фамилии Дроздовы. Было тесно, ночевать негде. Мы с сестрой спали под столом, а мама засыпала, сидя, прислонившись к стенке, с младшей сестренкой на руках. По утрам взрослые уходили работать на железную дорогу, а через несколько месяцев нас погрузили на открытые платформы и привезли в Вырицу, где был детский концлагерь.
Этот детский лагерь смерти в Вырице появился в сентябре 1942 года и просуществовал до конца 1943 года. О нем после войны постарались забыть. Местные знали, конечно, но никаких памятных знаков, тем более монументов, в страшном месте не ставили. Только когда была постороена гидростанция на реке Оредеж, и поднявшаяся вода стала вымывать прибрежные почвы, живущие в этих местах ребятишки то и дело находили хрупкие косточки – останки погибших детей…
Детей отделили от взрослых. Были рядом, видели друг друга, но жили в разных бараках. Свидетели тех событий вспоминают, что детей держали за колючей проволокой, и за побег полагался расстрел. Но они все равно пытались бежать по хлипкому дощатому мостику. Только беда, если заметят надзиратели. Был и другой путь – по камням через реку, но речка с водоворотами, и дети нередко тонули…
Малыши, особенно грудные, у которых брали кровь, часто умирали.
– Так погибла моя младшая сестренка, – тяжело вздыхает Нина Андреевна. – Дедушка сделал гроб. Мама ходила ее хоронить. Даже не знаю, где эта могила. Специально ездила много лет спустя, искала, да не нашла.
В 1944 году советские войска освободили лагерь, в котором находились еще 50 детей, больных, изможденных трудом, голодом и побоями. Тогда стало известно, что детей свозили сюда из Шлиссельбурга, Мги и дачных поселков Ленобласти. По собранным данным, здесь умерло более двух тысяч мальчиков и девочек, останки которых в 1964 году были захоронены около поселкового кладбища.

Концлагерь в Вырице
Однажды в лагере несколько человек заболели тифом. Детям немедленно объявили, что лагерь сожгут. Что это значит, они уже понимали: незадолго до того вспыхнула эпидемия тифа в бараке для военнопленных – немцы сожгли барак вместе со всеми его обитателями на глазах у жителей поселка. К счастью, с детским лагерем такого не случилось: эпидемия не разрослась, и немцы решили, что угрозы для них нет. Впрочем, в тот раз умерли не менее 50 детей. Так и жили дети: работа в поле по 12 часов, надзирательская плетка, карцер, еда, которая приносила скорее болезнь, чем сытость.
Запомнилось еще, как сидели за длинным столом, когда выдавали хлеб: «Корзинка оказалась рядом со мной, я оттуда кусочек вытащила и подала сестре. А когда потянулась за вторым, надсмоторщица заметила, и почти на сутки нас посадили в карцер, по которому бегали огромные крысы. Мамина сестра немного понимала по-немецки и поняла, что немцы говорят о том, что завтра взрослых увезут в Германию, а детей отправят на смерть – будут выкачивать кровь, а потом сжигать. Спасли нас бабушка с дедушкой. Спрятали – забросали тяжелыми одеялами. Но в Германии мы все равно оказались – нас увезли в Австрию, в город Сантмихель…»
Только в 1985 году там, где находился этот лагерь смерти, был открыт памятник, на котором такая надпись: «Детям Ленинградской земли, погибшим от рук немецко-фашистских захватчиков в годы Великой Отечественной войны в 1941-1945».

Стихотворение, посвященное этому памятнику, Нина Андреевна знает наизусть:
Стоит обелиск печальный
В курортном поселке Вырица.
Склонись перед ним в молчанье,
Пусть горечь слезами выльется.
...Сюда, в дачный край притихший,
Свезли со всей ленинградчины
Четыреста с лишним детишек,
Не ведавших, что им назначено.
Их ждал здесь концлагерь «Донер»,
Спецлагерь «Донер – тринадцатый».
В нем каждый узник был донор –
С шести лет и до двенадцати.

Домой…
Освободили их в апреле сорок пятого года.
– Как сейчас помню, мне было уже лет семь, в этом лагере русская женщина выводила нас на улицу и на песке писала буквы и цифры – учила, надеясь, что выживем, – восстанавливает запомнившиеся картины детства Нина Андреевна. – Пробыли мы в этом концлагере недолго, освобождали нас американцы. Въехали на машинах. Запомнила одного освободителя, в светло-голубом комбинезоне с молниями. Мне, как будущей портнихе – 34 года проработала закройщицей, уже тогда красивая одежда, хоть парадная, хоть походная, нравилась. Мама-то нам всю жизнь даже плохонькую одежку при первой возможности чинила да штопала… Я подошла и стала молнию расстегивать – никогда раньше такой «красоты» не видела. Тот тихонечко щелкнул меня по носу, погрозил пальцем, вынул из кармана конфету и протянул, улыбаясь. Думаю, именно тогда кончилась для меня война с ее ужасами. Я побежала в барак отдать её бабушке Федосье Васильевне, которая поделила на крохотные кусочки для малых внуков. Это была первая с начала войны конфета. Очень скоро пришли наши. Стали спрашивать, кто останется, а кто едет домой. Помню, как все кричали: «Домой едем!»
В родные края возвращались на открытых платформах. В справке, которую спустя годы получили, написано, что из Австрии вернулись 18 сентября 1945 года.
«Не совершали преступлений против Родины», – сказано в документе. Но после войны, увы, случались моменты, когда приходилось выслушивать несправедливые обвинения. Изгоями в собственной стране они оставались до 1989 года. В 1992 году вышел закон о льготах, но в нем об узниках фашистских лагерей ничего сказано не было, и как им объяснили, это «не соответствовало концепции документа». До сих пор историческая справедливость не восстановлена, многим выжившим в лагерях смерти сегодня приходится думать о том, как выжить на пенсионные «крохи»…
Нина Андреевна Хамзина сейчас живет в Кировске. Активный образ жизни для нее – норма. Поет в хоре. На дачу за пять километров от дома ездит на велосипеде. У нее есть дочь Наталья – детский врач и сын – военный.
– Дочка, сын, внучка и совсем маленькая, полуторагодовалая правнучка, – перечисляет Нина Андреевна самых близких. – Мне после войны все время «аукалось» мое детство. Так пусть хоть родные живут в мире – счастливо и спокойно.
«...Храни, обелиска камень,
Слова печальной суровости:
В память убитых врагами
Детей Ленинградской области», – цитирует она строки запомнившегося стихотворения и добавляет: «Никто сейчас точно не скажет, скольких детей мы тогда потеряли, сколько непрожитых жизней... Все мы живем за них. Никому нельзя забывать об этом».  

Евгения Дылева